#67 ЖИВЕМ ЛИ МЫ В ПОСТМОДЕРНОМ ОБЩЕСТВЕ?

Dr. craig’s response

Нет, я не согласен с этим, Джон. Я убежден, что западная культура, как приемное дитя Просвещения, в глубине души остается чрезвычайно модернистской, и поэтому к ней следует относиться как к таковой. Это не значит, разумеется, что в нашей культуре не струятся мощные течения постмодернизма. Постмодернизм укоренился в университетской субкультуре на факультетах литературы, исследований по проблемам женщин и, что немаловажно, религиоведения. Но по отношению к нашей культуре в целом эти радикалы относительно изолированы — более того, даже внутри университета в целом они составляют меньшинство. Я горжусь тем, что моя область философии стойко противостоит натиску постмодернизма.

Большинство людей даже на минуту не верят, что не существует объективных стандартов истины, рациональности и логики. Как я сказал в статье, постмодернистская культура невозможна; ведь она совершенно нежизнеспособна. Никто не является постмодернистом, когда дело доходит до чтения этикеток на флаконе с лекарством или на упаковке крысиного яда. (Если у вас болит голова, то вам лучше поверить, что тексты имеют объективное значение!) Та идея, что мы живем в постмодернистской культуре, боюсь, является не более чем мифом, поддерживаемом в наших церквях запутавшимися молодежными служителями.

Ваш друг, судя по всему, считает, что хотя люди ведут свой образ жизни как модернисты в большинстве сфер, тем не менее мы видим влияние постмодернизма «на более релятивистские (реальные или предполагаемые) области культуры (религию, искусство, музыку, этику, кино и т. д.)». Но я аргументирую, что релятивизм в этих областях культуры является в точности выражением модернизма. В первой половине двадцатого века господствовала философия значения, называемая верификационизмом. С этой точки зрения все, что в принципе не может быть проверено с помощью пяти чувств, то есть с помощью науки, является бессмысленным. А поскольку религиозные и этические утверждения не могут быть проверены таким путем, отсюда следует, что они не имеют никакого фактического содержания. Они являются просто выражением личного вкуса и эмоций.

Влиятельная книга «Язык, истина и логика» британского философа А. Дж. Айера послужила своего рода манифестом этого движения. Айер очень ясно говорил о богословских последствиях своего верификационизма. Если под словом «Бог» вы подразумеваете трансцендентное существо, говорит Айер, тогда слово «Бог» является метафизическим термином, и поэтому «существование Бога не может быть даже вероятным». Он поясняет: «Ибо сказать, что 'Бог существует' - значит, произнести нечто метафизическое, нечто такое, что не может быть ни истинным, ни ложным. И по тому же самому критерию, предложение, которое намеревается описать природу трансцендентного бога, не может обладать никаким буквальным значением».

Надеюсь, вы понимаете значение этой точки зрения. С такой перспективы утверждения о Боге не имеют даже достоинства быть ложными. Это просто бессмысленные слова или звуки, произносимые в воздухе. Если вы скажете кому-то: «Бог любит тебя и у него есть чудесный план для твоей жизни», вы не скажете ничего более значимого, чем если бы вы вскрикнули: «Это было блестяще; а скользкие туи кружились и прыгали в воде».

Айер считал бессмысленными не только богословские утверждения. Этические утверждения — утверждения о правильном и неправильном, добре и зле — также были объявлены бессмысленными. Такие утверждения являются просто эмоциональным выражением чувств потребителя. Айер говорит:

«Если теперь я обобщу свое предыдущее высказывание и скажу: 'Красть деньги неправильно', - я образую предложение, не имеющее фактуального значения… Это как если бы я написал: 'Красть деньги!!'... Ясно, что здесь нет ничего такого, о чем говорилось бы, что оно может быть истинным или ложным». Таким образом он заключает, что в оценочных суждениях «нет никакой объективной обоснованности». То же самое касается эстетических утверждений о красоте и уродстве. По словам Айера, «Такие эстетические слова, как 'прекрасное' и 'безобразное', используются… просто чтобы выразить определенные чувства…».

Как бы вы оценили влияние такой философии на религию, искусство и этику? Это привело к релятивистскому и анархическому хаосу, царящему сегодня в западной культуре. Распятия в моче становятся предметами искусства, а сексуальное распутство вырвалось на свободу. Учитывая, что религиозные утверждения не являются констатацией фактов, для неверующего вполне законно ответить на Евангелие словами: «Это может быть правдой для тебя, но не для меня». Такой ответ посчитался бы безумным по отношению к инженерным технологиям, используемым при конструировании моста или даже фена, но он имеет смысл в отношении выражения личного вкуса. Христиане (или мусульмане), утверждающие, что их религиозные взгляды являются объективной истиной, а те, кто с ними не согласен, ошибаются, воспринимаются как ограниченные и догматичные фанатики, наравне с теми, кто говорит: «Ваниль вкуснее шоколада, и тот, кто думает иначе, ошибается». Будучи субъективным выражением личного вкуса такое суждение не несет в себе объективной истины, и тот, кто так считает, попросту заблуждается.

Итак, мой аргумент состоит в том, что именно модернизм породил релятивизм и плюрализм в тех областях культуры, о которых говорил ваш друг.

Но как насчет его утверждения о том, что «мы все же живем в мире, отмеченном тенденцией не видеть в истории большой сюжетной линии (метанарратива), в которой от начала до конца существует логическая и реалистическая связность»? Является ли это продуктом постмодернизма? Вовсе нет. Это опять-таки прямой плод модернистской точки зрения, рассматривающей человека и вселенную как непреднамеренные побочные продукты слепых сил случая и необходимости. Посмотрите на пронзительные слова Бертрана Рассела, написанные в 1903 году:

«Таков в общих чертах мир, который рисует нам наука, – он даже еще бесцельнее и бессмысленнее. Именно в таком мире, и нигде больше, должны найти себе место наши идеалы. Что человек есть продукт действия причин, не подозревающих о цели, к которой направлены; что его рождение, рост, его надежды и страхи, его любовь и вера суть лишь результат случайного сцепления атомов; что никакой героизм, никакое воодушевление и напряжение мысли и чувств не могут сохранить человеческой жизни за порогом смерти; что вся многовековая работа, все служение, все вдохновение, весь блеск человеческого гения обречены на то, чтобы исчезнуть вместе с гибелью Солнечной системы; что храм человеческих достижений будет погребен под останками Вселенной – все эти вещи, хотя их и можно обсуждать, столь очевидны, что никакая философия, их отвергающая, невозможна. Только в опоре на эти истины, только на твердом фундаменте полного отчаяния можно теперь строить надежное убежище для души» («Поклонение свободного человека»).

Именно научный натурализм разрушил надежду современного человека на смысл и значимость. Отчаяние западной культуры проистекает из научного натурализма, который формирует ее представление о том, каким на самом деле является мир.

Все это крайне важно, потому что правильная реакция на нашу культуру требует точного диагноза этой культуры. По мнению некоторых христиан, поскольку мы живем в постмодернистской культуре, мы должны отказаться от любых попыток рационально представлять нашу веру в качестве истины о реальности. Вместо этого мы просто должны делиться нашим нарративом и приглашать людей стать его частью. Однако, если я прав, это самоубийственный образ действий. Он разрушит всякий смысл церковных притязаний на истину о том, как устроен мир, — все будет отдано в руки научному натурализму, — и христианство станет расцениваться как не более чем простая мифология.

Мой коллега Дж. П. Морлэнд предупреждал об опасности, стоящей перед нами:

[Такая] «церковь… станет… бессильна противостоять могущественным силам секуляризма, которые угрожают похоронить христианские идеи под покровом бездушного плюрализма и ошибочного сциентизма. В таком контексте у церкви возникнет искушение измерять свой успех преимущественно цифрами — цифрами, достигнутыми за счет культурного приспособления к пустому 'я'. Таким образом… церковь станет ее собственным могильщиком; средства ее краткосрочного 'успеха' окажутся именно тем, что в долгосрочной перспективе приведет к ее маргинализации» («Love Your God with All Your Mind», стр. 93–94).

«Это требует понимания и мудрости» (Откр. 17:9, НРП).

- Уильям Лейн Крейг